Впереди, за развязкой, маячил Зубовский бульвар, вправо с эстакады убегала Остоженка. А прямо передо мной сидела на растрескавшемся асфальте Марта.
— Не знаю, — мотнул головой Серафим. — Там не прочитать уже. А на память — не знаю. Да и какая разница. Вчера вот Одоевского Владимира Федоровича под соседнюю стену отгрузили. И Солженицына.
Парни подошли ближе, сдернули у меня с плеча рюкзак и принялись бесцеремонно нас обыскивать. Марта хихикнула, когда пальцы молчаливого парня пробежали по ее ребрам.
Градус идиотизма накалялся. Я уперся спиной в дверь. Три алкоголика, один из которых работал в психушке, выглядели более здравомыслящими, чем один блаженный недоклирик. Очень захотелось бежать, но дверь по-прежнему была заперта.
Мальчишка отбежал уже на пару десятков шагов. Притормозил, обернулся. Опять махнул рукой.
— Чего стоишь? Идем. Пока дают — бери, побьют — беги.