В лицо дохнуло раскаленной копотью. Я зажмурился, фыркнул. Лязг и густое ворчание дизеля стали постепенно отдаляться.
Я оглянулся. На Крымском мосту, за дрожащим золотистым светом, торчали ржавые, побитые автомобили. Высился влетевший в ограждение автобус. Тянулись пустые полосы, огороженные пластиковыми конусами. Бежала по асфальту кишка кабеля.
Если верить рассказам Серого, то в молодости он успел поработать в политике, был руководителем молодежной организации одной небезызвестной партии. Пробовал писать рассказы и даже что-то большее. Под это дело начал общаться с литераторами, потом переключился на родноверов.
— Не накручивай, — повторил я уже громче.
Я не ответил, почувствовал опасность. Странно почувствовал, будто хребтом, будто шестым чувством. Будто вокруг что-то неуловимо изменилось.
— Шысят четыре тонны, — повторил Пасечник, игнорируя мелкого. — Нам с врачами на всю жизнь бы хватило. Не медицинский, конечно, но пить можно.