Я направился к переходу, над которым, кренясь на проржавевшем столбе, торчала поблекшая литера «М».
— Понял? — проговорил Пасечник. Совсем другим голосом, пьяным и насмешливым. Словно это не он только что пел, а другой человек. На другом языке. Выхватив частицу музыки из другого мира. — Пальцы-то, ё-моё, помнят…
И никаких шансов, что, пройдя через нее, выйдешь там, где положено. Запросто можно промахнуться. Тут всё совсем иначе, не как в прошлой жизни.
Стоило подумать о ночных гостях, Коляне, Борисе — моментально задирала голову мораль. И сразу же расшибалась вдребезги о реальность, оставляя лишь пустоту и душевные метания. Я никогда не любил рефлексий и старался не опускаться до интеллигентского самокопания, но следовало признать: на этот раз старания пошли прахом.
Крупная облезлая псина обнюхивала бордюр, изредка вскидывала мохнатую голову и задумчиво глядела на стену света. Близко к золотистому свечению она не подходила. На меня никакого внимания не обращала.
— Свет нужен, — сказал он, наконец, и направился к выходу.