Говорить со светом было глупо, но больше говорить мне было не с кем.
Он снова хэкнул и замолчал. Я тоже прикусил язык. Толкать надгробье под разговор было тяжко. Посмотрел на подернувшуюся зеленым мраморную плиту. Надписи было не разобрать. Сквозь муть и зелень проглядывал лишь барельеф, в котором угадывался печальный профиль ангела.
Я отшатнулся в сторону. Борис подхватил урну и, занеся ее сбоку по кривой дуге, вмазал по стеклянной двери. Громко треснуло. Стекло расцвело «розочкой», но не осыпалось.
Удар. Жесткий, по затылку. Видимо от него теперь долбит в голове, как в колокол.
Он кивнул в мою сторону, и я почувствовал, как от спины убрали острое.
Андрей замолк. Я молча сверлил его взглядом, не желая впадать в риторику и задавать вопрос, который и без того повис в воздухе.