И тут Саш вспомнил, что такое дыхание смерти. Он уже стал забывать это ощущение. Только там, на тропе Арбана, когда рассекающий воздух металл мгновением позже резал, рубил, пронзал его плоть, он почувствовал и запомнил, что это значит — поступь смерти. Неотвратимость и безысходность, которая обжигает губы и сердце льдом. Смерть подобралась неслышно, хотя Саш был уверен, что ни одно живое существо не может подойти к нему незамеченным. Секира запела, когда до тела оставались две или три ладони. Она почти перерубила стоявшего рядом Вука и обрушилась на левый бок Саша. Он отлетел в сторону, словно канул в глухую тьму, и немедленно начал карабкаться из черного, бездонного колодца, отодвигая полыхнувшую боль, восстанавливая дыхание, собирая в кулак разлетевшиеся в стороны волю, ненависть, силу. Свет вернулся в глаза через вечность, но наяву Саш даже еще не закончил падение. Ударился, сбил с ног троих наемников и увидел в опустевшем сразу круге и застывшего с безумной улыбкой Манка, и заваливающегося мертвого Вука, и оцепеневшего Баюла, и удивленно поднявшего брови Мукку. Мгновением позже улыбка на лице Манка стерлась. Что-то, было не так. Убитый им противник, безусловно убитый, потому что после такого удара не выживают, поднимался на ноги. Неужели доспех под дарджинской рубахой? Так ведь и доспех бы не устоял от такого удара! Никто бы не устоял от такого удара. И этот не устоит от следующего удара. И Манк шагнул вперед и опустил секиру со всей возможной скоростью.