— Ты че, в натуре! — засуетился Прыщ. — Я ничего. Че тебе от меня надо-то?
Ему повезло — он остался жив. В него попали четыре пули: одна в крест с распятой женщиной на животе, вторая — в купол храма на груди, третья — в цепь на правом предплечье, четвертая в щит рыцаря на правой лопатке. Конечно, такого быть не могло: татуировки не способны останавливать пули. Но факт оставался фактом: рисунки вели себя как самые настоящие предметы материального мира, которые они изображали. И пули оставили на них следы: навершие креста заметно погнулось, звено цепи разорвалось, в куполе храма появилась вмятина, щит деформировался, одна паучья лапа нарисованной на нем свастики исчезла — то ли стерлась, то ли испарилась. Впрочем, это не везение — это мистика. Волк предпочитал принимать произошедшее как данность, не ища объяснений, основанных на законах природы. Так же, как принимал говорящие татуировки.
— А раньше этот фрайер работал на строгой зоне, под поселком Таежный, что в Иркутской области. Там чалился какой-то зек — беспредельщик, все финкой баловался: чуть что не по его, так — раз! И по роже!
— Ты же звонил мне с квартирного телефона, — пожал плечами Валентин Иванович. — Это все равно что прислать визитку с адресом. А что?
Волк встал. Разгоряченные подошвы ступней облегченно прикоснулись к прохладному, слегка липкому линолеуму. Телефон продолжал звонить. Татуированная рука зависла над потертым эбонитом. Брать? Не брать? Впрочем, раз он живет теперь в этой хитрой квартире, то и звонят наверняка ему. Владимир поднял тяжелую неудобную трубку.
— Ты же прекрасно знаешь, что не всегда «острая» операция идет по плану.