— Классно отстрелялся командир, — сказал Француз, который никогда никого не хвалил.
Закрытый рынок — все равно что покинутый жителями город. Стих дневной шум и гомон, исчезли толпы покупателей, опустели окутанные ранним сумраком торговые ряды. Только ветер метет по улицам-проходам обрывки газет, оберточную бумагу, полиэтиленовые пакеты и прочий мусор. Сиротливо и бесприютно выглядят брошенные дома-прилавки. Продавцы сдали фрукты-овощи в камеры хранения, скоропортящийся товар заперли в огромных холодильниках, а сами разъехались по недалеким деревням, либо вернулись в Дом крестьянина напротив, либо в другие дешевые гостиницы. Рынок заснул, нет, впал в анабиоз. Пройдет ночь, засереет рассвет, он начнет постепенно приходить в себя, а к восьми часам здесь вновь забурлит жизнь. А пока в опустевших рядах хозяйничают только крысы да бродячие собаки. Сторож дядя Федя тоже должен бдительно осуществлять свой ночной дозор, но обычно запирается от греха в своей каморке.
— Я ничего не забыл, Гвоздь! Помню, как ты Пашке Живоглоту, спящему, гвоздь в ухо вогнал! Будто он стукачом был! А на самом деле он знал, что ты Великану карточный долг не отдал! Великана поездом разрезало, а Пашку ты кончил — вот и все, концы в воду!
«Заткнитесь, не мешайте!» — мысленно прикрикнул Волк.
— Какой догадливый! — сказал Птах, настороженно осматриваясь. Похоже, он верил в миролюбие местных жителей гораздо меньше, чем его товарищ.
Далеко в стороны летели горячие соленые брызги. Продолжалось это с минуту. Но более ужасной минуты никто из жестоких разбойников не переживал.