Он заплакал только, когда под вечер костер вспыхнул ярко-оранжевым пламенем. Прежде чем он прогнал своим жаром и страшным запахом на другой конец деревни живых людей, Артем успел постоять возле него. Слезы текли по его щекам, и он не сдерживаясь, плакал во весь голос. В огне погребального костра сгорали не только его односельчане, отец — сгорало его детство, вся его прошлая жизнь, которая уже никогда не будет такой, как прежде. Все, что случится с ним потом — будет другим, а этого — не будет уже никогда: вечернего стрекота кузнечиков августовским вечером, когда солнце уже село и вечер голубым покрывалом окутывает почти уснувшую деревню. Теплого запаха жилья, когда ночью подходишь к деревне, и из стылой, сырой низины поднимаешься на холм, а волна теплого воздуха обдает и сразу согревает продрогшее тело. Сладковатого, с горчинкой, вкуса лозовой коры, когда зубами обдираешь веточку, чтобы сделать вешку-кукан для рыбы. Крепкой, шершавой руки отца, теребящего тебя по волосам и рассеянно хлопающего по спине — "ну, ладно, иди. Работать надо." Даже этой мягкой пыли — уже не будет. Будут другие вечера, другое жилье, а в нем — другие руки — теплые и прохладные, жарко обнимающие и крепко жмущие ладонь. Другие вкусы и другие запахи. Будут другие дороги и другая пыль будет оседать на твоих ботинках… — но не эти.