- Подальше положишь - поближе возьмешь! - Фомин хмыкнул. - Это моя берлога! Жить здесь мы сможем долго. Но… - Он многозначительно посмотрел. - Недельку-другую отсидимся и за дела наши скорбные примемся.
Неожиданно на плечи навалилась такая тяжесть, что Фомин сел на траву совершенно без сил. Он так и сидел молча, и лишь только слабый ветерок шевелил на его голове окровавленные, в один миг поседевшие волосы.
- Да ладно! - Путт смущенно засопел. - Вся эта… - он пожевал, - ситуация такая необычная, что ли, и Марена эта, и болото…
- К гати не ходить! Это категорический приказ! Как гранаты ухнут, мы из пулемета ударим. Если что наперекосяк пойдет, в пещеру уходите, обстрел внутри пересидите. Запомните - до крепкого мороза на гать не идите. Помни, о чем говорили, капитан. А сейчас гимн запевайте, да погромче - это наша последняя песня, пусть они ее услышат! Тяните время, пусть думают, что мы тут все, тогда у гати нашей засады опасаться не будут. Там я их с близнецами и прищучу, беспечных!
- Что, правда очереди были? - Попович вмешался в разговор.
Фомин заговорил проникновенно, глаза блестели, его лицо светилось той узнаваемой отрешенностью, с которой только русские люди могут всходить на эшафот.