- Куда уж скорбнее! - Шмайсер сплюнул на пол под ноги. - Федотыч, ты о чем толкуешь?
Далеко впереди, оттуда, где был Камень, громко донеслась походная песня роновцев знакомыми до боли словами. И тут же раздался в воздухе свист мин и за спиной взорвались кусты. Ветки и комья земли накрыли его, едва успевшего упасть, накрыть голову руками. Хлопки минометов зачастили, земля заходила ходуном.
- Брось эту мистику, Федотыч. Не знаю, как насчет душ, но если мы останемся здесь, то либо в болоте утопят, либо сами утопимся, что вернее, потому что в плен нас брать не будут!
Станковый пулемет «Максим» намного страшнее, и для них был бы куда опаснее - лента в две с половиной сотни патронов, а стрелять можно до упора, пока вода в кожухе не закипит.
«Вы, шакалы, сами себе глотки перегрызете! А я… Я уже пожил! Теперь и умереть не страшно, надо только побольше вашего брата с собой прихватить, чтоб на том свете скучно не было…»
Стоило государю Николаю Александровичу подписать манифест о дарованных свободах, как грянула смута великая, хоть святых выноси. Пока армия кое-как с ситуацией справлялась, но было жутковато - пожары, убийства и грабежи стали повсеместными.