Через полгода родное Министерство транспортного строительства назначило отца в «почтовый ящик» — начальником закрытой стройки. И полки он теперь доделывал вечером, после работы.
Отар был для меня хоть и сводным, но главным братом. Ему было двадцать лет, он крутил «солнце» на турнике, мог выпить, не отрываясь, двухлитровый рог, умел рисовать смешные картинки, пел, играл на гитаре и на рояле и мог запросто отлупить трех человек, несмотря на то, что сам был маленького роста и горбатым. А главное — хоть Отар и был намного старше меня, но был со мной на равных, здоровался за руку, внимательно слушал и никогда не делал замечаний.
— И зачем они это нам всучили? — спросил Таланкин.
— Которых мы побили. Если они будут меня искать, скажите — меня нет. Я уехал. А если придут мириться и накроют стол, дайте мне знать, я у лесника в сторожке живу.
— Как?!! Кто разрешил?!! — Министр сразу как-то обмяк и загрустил.
Но на роль судового медведя Машка, к сожалению, не годилась. При малейшей волне (и даже без волны) ее укачивало. Ее тошнило, и она, грустная и несчастная, лежала на палубе. Но мы все-таки умудрились снять с ней два или три кадра. Решили сократить роль медведя, а Машку отправить в Москву.