Разбирать этот рассказ нужды нет, все в нем понятно. Но изумляет реакция Хокинса. Он, если бы имел ай-кью хоть чуть-чуть отличный от нуля в большую сторону, уж теперь-то обязан был понять, что сокровища у Бена.
Наконец можно притащить с собой чурбак, или бочонок, или ящик, приставить его к стене, залезть наверх, – и расстреливать защитников с чувством, с толком и с расстановкой.
Хокинс относит эти свои мысли и действия к более раннему времени… Но тогда, как мы выяснили, ему было не до кружащих над болотом птиц, он спешил к тайнику Флинта. А сейчас заинтересовался…
Поэтому так важно понять – как началась эта война. Кто именно сделал первые выстрелы, кто принял решение, когда еще был выбор: стрелять или нет, начинать кровавую бойню или попробовать решить дело миром.
Ну и чем бы закончилась такая гипотетическая ситуация для Джима и его матери?
Как мы знаем, раскаяние и душевное перерождение Бена относилось лишь к игре в орлянку, но никак не к смертоубийствам. Свое имя, хорошо известное в экипаже Флинта, он Джиму уже назвал. И утечку этой информации к Сильверу пресек бы безжалостно.