На Бристольском рынке в марте куда проще было прикупить бочку моченых яблок. Или засахаренных. Но Хокинс вроде не в сиропе сидел? Или в сиропе?
И доктор перестает обращать внимание на погруженного в прострацию сквайра: «Я рассказал капитану свой план, и мы вместе обсудили его», – а сквайр все размышляет, белый как бумага. Тройка на время превратилась в двойку.
Итак, пистолеты мы с огромным трудом, но отыскали: они лежат в сундучке одноногого Джона, – пара, а может и две.
Ответ: никак не мог. Вылазка осажденных еще не началась, Джим в тот момент внутри, причем даже не у бойниц, а в центре сруба, где торопливо перезаряжает оружие. А пират снаружи, и бойницы ничем не напоминают верандные окна, – случайно бросив на них взгляд, действия пирата в подробностях не разглядеть. И без подробностей не разглядеть.
Сочиняя вставные главы для мемуара Хокинса, доктор Ливси наверняка сообразил, что изложение событий получается не совсем красивое: он и его товарищи постоянно именуют матросов пиратами, разбойниками, мятежниками, – но это всего лишь эмоциональные оценки.
Наше исследование могут упрекнуть в излишней въедливости, во внимании к мелочам, которыми вполне можно пренебречь… Ну какая разница, в самом деле, когда восходит и заходит солнце на далеком острове в Атлантическом океане? Или сколько времени шло письмо в восемнадцатом веке от Бристоля до Лондона? Разве это главное в литературном произведении?