Впрочем, позднее с фамилией произошел финт удивительный: сменилась она не на какую-нибудь, а на самую что ни на есть русскую — Иванов. Когда курсант Рабинович постигал навигацкую науку в Ленинграде, в военно-морском училище, куда завели его романтические устремления, насоветовали ему — мол, роста служебного не видать с такой фамилией, как у тебя, — вот и сменил отцовскую на материнскую.
Сгоревшая заправка, развязка, сразу за ней пробка оборвалась — видать, что-то именно в этом месте перекрыло дорогу. Много ли надо, если толпа обезумевших от страха людей несется на машинах по всем полосам? Думаю, что немного.
Больше недели непогоды добивало всех. Наш крошечный экипаж дошел до последней стадии вымотанности, но шторм все не утихал. Вместе с тем морская болезнь немного отступила — организм адаптировался, а дикая усталость вроде даже наладила сон. Опять назначили вахты так, как и положено, — циклически, вахтенный, подвахтенный, отдыхающий, — по четыре часа. Отдыхающий удалялся в нашу единственную неразгромленную каюту, а подвахтенный пытался уснуть на диване в рубке.
— Нет, выяснил, что решать не с кем, командование отсутствует, а рядовой состав не в курсе реалий нынешней жизни.
— Отсюда и до нас особенно нечего, а вот от нас и до примерно Минки — там уже всякое бывает, в том секторе чистая анархия. Постепенно проблемой становится.
— Да вот коряво у него вышло. Недели три назад завалили его. И его, и зама его по безопасности, Пасечника, и вояку его главного, Салеева. Всерьез так исполнили, снайпера, с крыши, из крупнокалиберных. Видать, решили, что корона ему слишком просторна будет.