— Пойми одно, — сказал Данил, — если мы начнем с тебя драть шкуру, все равно расколешься, как гнилой орех, только вид у тебя уже будет столь нетоварный, что поневоле придется гуманности ради отправить на небеса…
— Данила Петрович, я занимался вербовочными операциями еще при Андропове…
— Слышь, братила, ты бы не умничал… Напороться можно. Кати себе и кати, пока колеса целые…
Что делать? Показать удостоверение, отнятое у «Логуна»? Не те нынче времена, чтобы обыватели покорно обмирали при виде одной лишь обложки с золотым тиснением, наверняка попросит показать в раскрытом виде, а как покажешь?
Данил пошарил лучом по полу. Подхватил сумку, перекинул ремень через плечо, хозяйственно прибрал и фонарик незваного гостя, штатовский полицейский образец.
— Не знаю, — сказал Соловей. — Знаю зато, что в субботу утром Рамона примчалась в наборный со взмокшей попой, затворилась с редактором, а через пятнадцать минут он вылетел бомбой и велел очистить полполосы и немедленно втиснуть туда Танькины художества…