Дамочка наморщила нос, очки сползли с переносицы.
Этих слов Джулиан не понял. Он с любопытством разглядывал дом. Там играло пианино, тонкие голоса пели хором какую-то веселую песенку.
Но она вела не через стену, а в затененную прохладную комнатку. Муса увидел перед собой крошечное оконце, забранное ажурной решеткой из золотых нитей. Обернулся назад — дверь за его спиной уже затворилась. Он знал, что теперь она откроется лишь в великий День Суда, никак не раньше. Душа мученика Веры обрела свое временное пристанище. Нужно было обустраиваться.
И они — ух! — со свистом понеслись через темноту выше, выше, выше. Спутник молчал. Долгое время спустя, когда сделалось немножко посветлее, стало видно, что он уже не мышонок, а мальчик, намного старше Джулиана. Но сам Джулиан тоже менялся. Что-то с ним происходило. Когда подъем закончился, он был не таким, как внизу. Развеялся невнятный ласковый туман, который скрадывает очертания предметов, когда на них смотрит маленький ребенок. Мир обрел строгость и резкость.
Она села на унитаз. У нее подкашивались ноги.
Голова беспрепятственно прошла сквозь потолочную панель. Перебирая лапами, боксер влетел в тесное черное пространство, где Аромат многократно усилился.