У мохнатого ствола мальчик остановился. Не от того что устал, вот уж это нисколечки, а от нерешительности. Увидел перед собой протоптанные в снегу тропинки, которые вели куда-то в даль, окутанную морозной дымкой. Морозная-то она была морозная, но холода не ощущалось, одна лишь свежесть.
Но сама Анна никуда не делась. Она не видела, не слышала, не чувствовала своего тела, но она БЫЛА. Это необъяснимое ощущение — единственное, что у нее осталось.
Вопрос каким-то образом касался ее прошлого.
Одну ночь супруги все-таки провели вместе, но было не до любви. Это когда Жан за ужином ракушками отравился. Она тайком прокралась к нему в комнату. Ужасно жалела его. Лекарство подействовало не сразу, Жан каждые пять минут бегал в туалет. Потом, когда он, обессиленный, уснул, она сидела рядом с кроватью и просто смотрела на него. Странно, но, может быть, это был самый счастливый момент всей медовой недели.
— Только? — вздрогнула Анна и скорей отхлебнула.
Лев разинул пасть и по-кошачьи зевнул. Он не проявлял враждебности, но смотреть на его острые клыки было жутко. В первый миг лев Кузе чрезвычайно понравился, обрубок хвоста сам собой завилял туда-сюда. Но все же чего-то в золотом звере не хватало. Боксер не понял это, а почувствовал. Почтительно осклабившись, он попятился, развернулся и побежал по желтой песчаной аллее, где меж кустов, в ажурных беседках, были расставлены картины и статуи.