Зато на слух Губкин пожаловаться не мог. Слух у него был просто идеальный. Предсмертную мусульманскую молитву про единого Бога Аллаха он расслышал очень отчетливо, про нее рассказывали на спецсеминаре по исламистам-смертникам.
И это все?! Неужто из восьмидесяти пяти лет жизни не сыскалось ничего более важного для определения следующей инкарнации? Это какая-то ошибка! Нелепый произвол рулеточного колеса!
Он двигался точно тем же путем, что в последние минуты жизни. Слышал те же звуки, видел те же лица. Времена перепутались, сбывшееся смешалось с несбывшимся, но ведь всякий читавший священные тексты знает: прошлое и будущее условны.
Только на колесе, что обрушилось над колодезем, Губкин споткнулся. Не мог уразуметь, что это значит.
Она похлопала себя по животу. Юлюкас себя тоже. Понравилось. Еще, еще. И так звонко расхохотался, что от стойки обернулась женщина в съехавших на сторону очках. Сделала ребенку пальцами «козу».
Неужели на свете бывает такая любовь?! Вада прожил восемьдесят пять лет, но ничего подобного никогда не испытывал. Думать только о любимом, быть сосредоточенной на нем каждый миг своего существования? Невероятно! Какая удивительная девушка! И он ничего не заметил!