– Что я теперь банку говорить должен? Забирайте пойманных преступников? И где всплывут эти полтора миллиона? У Чжан Цзолиня, который на них свои банды против нас вооружать будет? Или у реваншистов в Германии, которая спит и видит Версальский мир переиграть? Где? Сеть агентов Амтлауфа этого, она что, обезврежена? Кто даст гарантию, что завтра немец не найдет себе других исполнителей вместо Фриновского?
Мысли императора вернулись ко дню сегодняшнему: «Он обещал мне, что не женится на этой… и обманул, – мыслил самодержец. – Мог обмануть еще раз? Мог… Мог изменить, стать предателем?»
– Я сказал, что неприятности с полицией из-за левого кружка. Лопато понимают, что в России быть марксистом опасно, десять лет назад уехали. Но про экс, – теперь, приободрившись после сделанного отчета, Григулявичус предпочел назвать это так, – я им не рассказывал.
Новость не могла не радовать. Перед глазами всплыло лицо сводного брата. Живого, такого, каким его помнил Юозас. А потом перед внутренним взором возникла картина похорон. Обгорелых, съежившихся останков. Хоронили в закрытом гробу, но Григулявичус присутствовал в морге при выдаче тела, Яков Новицкий проходил как террорист, пришлось брать разрешение в охранке. Мать он к этому не подпускал, ни к чему ей видеть, во что превратился старший сын.
– Мы, – кашлянул Коттен, – рассматривали две возможности. Первое, несчастный случай. Но это тоже спустя какое-то время, чтобы с Лоренцо не связали, да и сам, гм, «случай» обставить надобно понадежнее, а это не одним махом. Но ведь, ваше превосходительство, во-вторых, известный шпион – это наш шпион, а? Константин Иванович, почему бы нам не начать еще одну игру?
Год назад ситуация начала меняться. К власти уверенно шел сделавший ставку на реванш Шлейхер, и старый революционер понимал – противостояние России и новой, шлейхеровской Германии неминуемо. А неизбежность появления у Российской империи нового врага сулила красной эмиграции возобновление старого союза.