– Да. С Мишей вышло премерзостно, – передернувшись, ответил царь. Он вздохнул, отвернулся в угол, к иконам, перекрестился. Потом расстроенным тоном объяснил: – Я теперь часто молюсь. Грехов много накопилось, а конец уж скоро, чую. Помнишь Распутина?
– Инженер? – Упоминание самого опасного боевика красных действительно настораживало. Там, где появлялся Борис Николаевич Мельников, спокойствия ожидать не приходилось.
Разведчик замялся. Он прекрасно понимал, что без участия бюро искать скрывающихся бомбистов занятие малоперспективное. В «Бинт и Самбэн» служили отставные чины французской полиции, сыскари с опытом, причем связей с бывшими сослуживцами отнюдь не терявшие, что русской разведкой немало ценилось. Коррупция Сюрте давно стала притчей во языцех, а то, что сыщики «Бинта…» одновременно состояли у действующих коллег осведомителями, мало кого смущало. Использовали детективов в основном по русским эмигрантам, шпионаж против Франции шел по другой линии, а оплата услуг жандармами составляла суммы повыше жалованья парижских фликов. Пусть их числятся у полиции агентами, для контактов на пользу России, опять же, прикрытие.
– Смотря в какой. – Терять сложившийся психологический контакт с арестантом Гумилеву не хотелось. Мало ли какие еще вопросы возникнут? Да и… он понимал сидящего напротив британца. Нет, не перестал считать его смертельным врагом, но – понимал. И представлял, что тот ощущает в камере. В одиночной, для слишком уж много знающего подследственного.
– Не заблудись, главное, – напутствовал добрая душа Сиволапов. – Целый ведь этаж топать.
«Интересный поворот, – подумал он, выходя из присутственного здания в холодный вечер Петербурга. – Париж – это, конечно, замечательно, но как боевиков искать, да еще в ссоре с французами, не представляю. Агентство использовать чуть не единственный шанс выходит. Лишь бы в Сюрте к информации о покушении серьезно отнеслись, если и этих самому ловить, совсем бессмыслица получится».