— Вы чего смеетесь? — подозрительно спросила Зоя. — Катька вот тоже смеялась, а Семеныч, между прочим, на все согласился. А? То-то. Ну, пойдемте, что ли, сегодня кто-то из Серых за мной заедет, скорей всего — Томка… Заодно и вас довезет.
— Нет. — Федор заухмылялся еще насмешливее. — Просыпайся уж давай как следует. Пятнадцать минут десятого, чего там с утра пораньше. С утра пораньше все тихонечко встали, оделись, умылись, позавтракали — и смылись. Чтобы мама хоть раз в жизни выспалась как белый человек. А ты глаза открыла — и сразу: признавайтесь!
— Ага, — отозвался Федор, направляясь в дом. — И поправилась почти на полтора килограмма. Через неделю еще взвесим.
— Да они все неровно дышат… — Зоя подумала, повспоминала и пожала плечами. — И ни одного нормального. Нет, вы что-то перепутали.
— Толик, — деловито сказала Зоя. — Скажи там кому-нибудь, пусть по-быстрому покормят Павла. Он друг Серого.
Зоя остановилась на пороге, растерянно глядя на Павла. И он глядел на нее — прямо в ее сердитые заплаканные глаза, обведенные серой тенью не до конца стертой расплывшейся косметики. Густо намазанные ресницы слиплись от недавних слез, а уголки ярко накрашенного рта были скорбно опущены — почти детское выражение горькой обиды. Одной рукой Зоя терла бедро над коленом, а другой — небрежно выдирала из прически красные растрепанные цветы.