– Лен, дай денег, – наконец произнесла она.
Ей хотелось помочь. Она сидела на корточках, смотрела на неподвижное тело Левы, и ей казалось, что он лежит очень неудобно, лицом вниз, ему нечем дышать, он задыхается в таком положении. Ну где же врачи? Почему они так долго не едут? Она пристально всматривалась в спину Льва, пытаясь уловить малейшее движение, которое свидетельствовало бы о том, что он дышит, ей все время казалось, что он уже умер, но она гнала от себя эту мысль и бесцельно, но упорно гладила рукой ткань его пальто и руку в том месте, где завернулся рукав. Несмотря на холодную погоду, рука была теплой, и это вселяло пусть призрачную, но надежду на то, что ничего страшного все-таки не случилось, что все обойдется и все будет хорошо. Вот сейчас приедут врачи, перевернут Левушку, сделают укол, помогут ему встать, доведут до квартиры, а там уж она его разденет, уложит, согреет и подаст горячий чай, укроет его потеплее и просидит рядом, держа за руку, до самого утра. А утром все будет как всегда. Лева встанет, побреется, примет душ и, элегантный и красивый, отправится в свой театр.
– Да это не важно, кто именно, – уклонился от ответа Сташис. – Нам бы подробности какие-нибудь. Не поможете?
– И правда! – всплеснула лапками Белочка. – Как же я забыла! Мне же рассказывали про антибиотики, а у меня из головы вон! Спасибо, Змей, подсказал.
Завлит Малащенко рассказал про «кошелек на ножках» и молодого драматурга, про конфликт на худсовете. А вот про сердечный приступ и про то, что после худсовета он оказался в больнице, Илья Фадеевич отчего-то умолчал. Впрочем, его можно понять, человек в его возрасте не станет распространяться о своих недугах, если держится за работу и не хочет ее терять.
В конце концов они вышли в фойе возле ложи бенуара, и Бережной открыл перед ними высокие массивные двери, на которых сияла табличка: «Художественный руководитель Богомолов Л. А.».