Настя изобразила полнейшую безмятежность и даже радость от неожиданной встречи.
Колодный помолчал немного и вздохнул, еще крепче стиснув руки.
Антон попробовал. И довольно быстро втянулся, потому что постоянное поглядывание на часы и мысленное повторение дел и отведенных на них часов и минут не давало возможности вспоминать и тосковать. И не давало пугающим непрошенным звукам ни малейшей возможности прорваться в голову. Он, наконец, начал спать по ночам.
– Проверьте, все ли на месте, может, чего пропало. Да вы в бумажник загляните, деньги-то целы?
– Вадик, приезжай, пожалуйста, в больницу, забери меня, я не могу сесть за руль, мне очень плохо.
Ворон же весь внутренне набычился. Не было бы тут Белочки, он бы, конечно, высказался решительно и нелицеприятно и ни за что не допустил бы, чтобы эта ползучая гадина снова появилась рядом с Камнем. Но Белочка была здесь, и с этим приходилось считаться. Дело в том, что Ворон с Белочкой дружил, более того, он за ней ухаживал, вполне платонически, но все-таки… И выглядеть в ее глазах бессердечным существом, которое по непонятной причине препятствует тому, чтобы Коту была оказана квалифицированная помощь, Ворону не хотелось. Ну и, наконец, последнее, но, по сути, главное: ему было жалко Кота Гамлета. При всех обстоятельствах, при том, что Кот капризничал, что вообще появился сам по себе, никто его не звал и не ждал, появился и нарушил тысячелетнее уединение Ворона и Камня, влез со своими проблемами, просьбами, нытьем и болячками – при всем при этом Ворон его ужасно жалел. Он был вечным, этот Ворон, и за свою долгую жизнь перевидал такое количество больных людей, животных, птиц, рыб и растений, что очень хорошо представлял себе, как они страдают и мучаются. А сердце у него, по существу, было мягким и добрым. Только ревнивым очень.