Я подошел к фермеру, придвинул лицо к его физиономии и сказал негромко.
Под разговор работать легче и веселее, особенно если среди ваших помощников окажется прирожденный рассказчик, щедро наделенный суховатым йоркширским юмором. Порой мне приходилось откладывать скальпель, чтобы отхохотаться. Но тут царила гробовая тишина. Свистел ветер, откуда-то донесся жалобный крик кроншнепа, но над теленком склонялись словно бы монахи-отшельники, давшие обет молчания. Мне становилось как-то не по себе. Работа простая, особой сосредоточенности не требует. Господи, ну хоть бы кто-нибудь что-нибудь сказал!
Именно в это время сломал ногу теленок Каслингов, и меня вызвали к нему. Каслинги обитали среди вересковых пустошей высоко в холмах. Эти уединенные, далеко разбросанные фермы не всегда было легко отыскать. По дороге к одним приходилось нырять в сумрачные, полные чесночного запаха овраги, а к другим не вело даже проселка, ничего, кроме утоптанной тропки в вереске, которая неожиданно завершалась кучкой сараев.
– Это правда, сказал Джек. – Хорошо, что мы ее поберегли (Каким деликатным было это "мы"!) Я как раз ее случил, и отелиться она должна прямо перед выставкой в Дарроуби.
Но вот "Геракл" замер, и я увидел пылающую неоновую надпись: "Мюнхен".
– Держите ее передо мной, – сказал Зигфрид. – Нет, нет, не так. Вертикально. Благодарю вас.