Примерно на полпути мы увидели работников, заделывавших пролом в одной из тех каменных стенок, которые повсюду здесь исчерчивают зеленые склоны холмов. Один из работников оглянулся.
Я сбросил резиновые сапоги, зашлепал по полу в носках и чуть было не споткнулся о Джайлса, годовалого баловника, который вперевалку вышел из-под стола. Я нагнулся, чтобы перенести его в сторону, и он одарил меня широченной улыбкой, открывшей все четыре его зубика. Миссис Бейли засмеялась.
– Правильно, сделаем им укольчик, – сказал я, наполняя шприц. – Маркировочный карандаш у вас найдется?
Это, разумеется, вовсе не значит, что между нами не бывает споров: стычек по всяким мелким поводам за прошедшие десятилетия случалось предостаточно.
Пока мы спускались по лестнице, я щекотал пушистую скулу, прижимавшуюся к широкому плечу, и в последний раз слушал басистое мурлыканье. В дверях я пожал Гиббонсу руку, и они пошли по улице. На углу они остановились и помахали мне. А я помахал им – мужчине, двум мальчикам и коту, который глядел на меня через плечо прежнего хозяина.
Даже сейчас я словно вижу, как потемнело лицо Ралфа Бимиша, тренера скаковых лошадей, когда я вылез из машины.