Дверь хлопнула. Потом другая. Молодую женщину положили на носилки в фургоне и оставили в покое.
Больше всего на свете моя мать ненавидела двух мужчин — Сталина и Гитлера. Она родилась за два года до того, как разразилась Первая мировая война. Детство Торун провела в Стокгольме, но потом ей захотелось посмотреть мир. Она поступила в Художественную школу в Гётеборге, с намерением потом поехать в Париж, где ее все время принимали за Грету Гарбо, как рассказывала Торун. Картины ее привлекли внимание, но снова началась война, и Торун поспешила обратно в Швецию проездом через Копенгаген. Там она познакомилась с датским художником, с которым у нее был короткий, но страстный роман, прервавшийся с появлением в городе гитлеровских солдат. Вернувшись домой, Торун обнаружила, что беременна. По ее словам, она написала несколько писем будущему отцу ребенка, но тот ни разу так и не ответил.
Поднявшись на ноги, Тильда увидела, что огонь уже охватил почти всю лестницу, ведущую на сеновал.
— Я как раз закончил тут ремонт, — сказал он. — Вы будете первыми гостями.
— Ей было очень одиноко здесь. Она скучала по тебе. По Стокгольму она не скучала… Только по тебе.
— На этом доме проклятие, — заявила она. — Он приносит несчастье и разрушает жизни всех семей, отважившихся в нем поселиться.