Эрика чувствовала, что ее мозг очистился. Из всех углов решительно убрали паутину и стерли пыль, застилавшую ее восприятие. И эта новая ясность заставила ее осознать, что она больше не может убегать от того, что роилось в ее мыслях последние дни.
— Ерунда, паря. Не верь в эту чушь, что, дескать, раньше все было лучше. Холод, бедность и работа с рассвета и дотемна — об этом мечтать не стоит. А я вот с удовольствием пользуюсь всеми новшествами, какими только могу. У меня даже есть компьютер, подключенный к Интернету. Ты небось не ожидал такого от старого пня вроде меня? — И Эйлерт выразительно ткнул в сторону Патрика мундштуком трубки.
— Да, вообще-то ничего. Жалко только, что сквозняк.
— Да, так всегда делается в случае самоубийства. А почему ты спрашиваешь?
Она долго ждала этого дня. Каждый телефонный звонок, каждый стук в дверь нес с собой страх. И все же она никогда окончательно не верила в то, что этот день настанет. Противоестественно, когда твой ребенок умирает раньше тебя, поэтому об этом даже подумать очень трудно. Но надежда умирает последней: ей все же казалось, что когда-нибудь все образуется, случится чудо. Но чудес не бывает, и надежды не осталось. Единственное, что осталось теперь, — безнадежность и пожелтевшие фотографии.
Они пили кофе и разговаривали, как старые друзья. Путь к сердцу Анны лежат через детей, и было трудно не заметить обожание в глазах Эммы, увивавшейся вокруг Патрика, который просто отмахнулся, когда Анна попробовала урезонить ее. Когда Эрика часом позже спустилась вниз с заспанными глазами, Анна уже успела расспросить Патрика обо всем: начиная с того, какой у него размер ботинок, и заканчивая тем, почему он развелся. Когда он сказал, что должен уходить, девушки дружно запротестовали. Адриан наверняка бы к ним присоединился и сказал свое веское слово, если бы не спал без задних ног после обеда.