Улла отступила в сторону и пригласила Эрику в прихожую. Ни одна лампа не горела в доме. Хотя до наступления вечера оставалось еще несколько часов, послеполуденное солнце уже опускалось, и тени заметно вытянулись. Из комнаты прямо за прихожей слышались приглушенные всхлипывания. Эрика сняла туфли и куртку; невольно она решила двигаться очень тихо и осторожно, потому что сама обстановка в доме не предполагала ничего другого. Улла ушла на кухню, и Эрика самостоятельно направилась дальше в комнату. Как только она переступила порог, плач затих. На одном из диванов, стоявших перед огромным панорамным окном, сидели рядом, тесно прижавшись друг к другу, Биргит и Карл-Эрик Карлгрен. Лица у обоих были убитые и со следами слез, и Эрика почувствовала, что вторглась в область чего-то очень и очень личного — в сферу, в которую она, может быть, и вовсе не должна была влезать, — но сейчас было уже слишком поздно корить себя.