– Мы будем знать о нем гораздо больше после скачки. Но если он придет в числе первых трех, его будут расседлывать вон там – напротив весовой. Если нет – вы найдете нас тут, на траве.
– Да, искал, – сказал он. – Он в Ливерпуле тоже искал тебя. Он очень хотел тебе что-то показать, адрес какой-то, что ли, написанный на коричневой бумаге.
В нерешительности я проводил его глазами. Я знал, что должен сказать о проволоке кому-то, имеющему власть. Распорядители, присутствовавшие на скачках, были все на пути домой. Администратор уехал. Секретарь заперся в конторе ипподрома, как я после узнал. У меня заняло бы много времени найти кого-нибудь из них, убедить их вернуться на ипподром, проехать в темноте по неровному покрытию скаковой дорожки. А после этого начались бы догадки, повторения, показания... Понадобилась бы масса времени, прежде чем я смог бы уйти отсюда.
И тут же, словно по сигналу, все боли в моем разбитом теле ожили и слились в одну мучительную, дергающую боль. Я хотел сделать, глубокий вдох, но сломанные ребра выразили яростный протест. Это была невеселая минута, ничего не скажешь. Я закрыл глаза.
Если верить этой записке насчет Болингброка, то ничего больше Джо Нантвичу все равно не грозит, потому Что неделя прошла и он отделался взбучкой, полученной от Тюдора. Тем более я увижу его в Бристоле на следующий день живым и невредимым, пусть не в лучшем расположении духа. А мне надо было его видеть, потому что еще в автомобиле по дороге домой я уже знал, что могу сказать ему, кто писал эти записки, хотя и не был уверен, что скажу.
– Ты видел, как упал Адмирал в Мейденхеде? – Он сам, когда это случилось, был в Ирландии, покупал там лошадь, и только что вернулся.