– Хелло! – сказала она. – Ожили? Как вы себя чувствуете?
На ней была ночная рубашка до колен, бледно-голубая, из прозрачного шифона, сквозь который просвечивали ее худенькое тело и маленькие круглые груди.
В одиннадцать часов, когда дядя Джордж, запер дверь кабинета, где хранилась его коллекция, и когда тетя Дэб выпила на ночь снотворное, Кэт и я вышли из дому, чтобы завести ее машину в гараж. В спешке перед обедом мы оставили ее на подъездной аллее.
– А почему ты выжидал целых десять дней, прежде чем послать ему первую записку? – спросил я.
Я открыл перед ней дверцу машины, но она медлила садиться в нее.
В кафе напротив погасли огни. Толстая официантка ушла домой.