Вскоре до его ноздрей донесся запах обугленного дерева, и он остановился возле почерневших развалин. Вряд ли что-то осталось в них такое, что наводило бы на мысль, будто здесь когда-то была школа. Все четыре стены рухнули, крыша провалилась. Он подумал, не найдется ли среди углей проволочная рукоять от остатков ведра.
— Прекрасная моя дама, — сказал Хейзелтон с улыбкой, которую иначе как похотливой назвать было бы нельзя.
Он шагнул к стойлу, и Мэтью услышал, как похлопывает ладонь по лошадиному крупу.
— Лихорадка куда хуже реагирует на лекарства, чем на движения крови, — ответил Шилдс. — Кстати, поставки лекарств из Чарльз-Тауна стали такими скупыми, что почти отсутствуют. Но у меня есть сколько-то уксуса, печеночника и лимониума. Могу все это смешать в чашке рома с опиумом и заставить его это пить… скажем… три раза в день. Это может достаточно разогреть кровь, чтобы разрушить заражение.
Зрение стало заволакивать дрожащим красным туманом. Он замахнулся правым кулаком, решая, куда ударить, чтобы было как можно больнее. Вряд ли это имело значение. Грин только мельком глянул на угрожающий кулак и презрительно усмехнулся соломенным ртом, а руки его сжались еще сильнее.
— Есть простой способ положить всему этому конец, — сказал Мэтью. — Мадам, если бы вы прочли молитву Господню, я думаю, что магистрат мог бы рассмотреть ваше дело в ином свете.