Когда Фродо наконец улегся, он никак не мог заснуть. Ноги ныли; спасибо, хоть завтра верхом. Мало-помалу он погрузился в смутный сон, и казалось ему, что он смотрит сверху, из окна, в лесную темень, а у корней деревьев ползают, принюхиваясь, какие-то твари – и наверняка до него доберутся.
– Так это про тебя стихи? – спросил Фродо. – То-то я не мог понять, к чему они. А откуда ты знаешь, что Гэндальф тебя упоминает – ты ведь письма-то не читал?
– Оказаться между молотом и наковальней – не шутка, – усмехнулся Арагорн и серьезно добавил: – А вдруг у тебя переломаны ребра? Нет уж, ты не противься осмотру! – Он бережно снял с Фродо плащ, рубашку... недоуменно нахмурился, а потом рассмеялся. Кольчуга мерцала, как Серебрянка под солнцем. Арагорн снял ее, слегка встряхнул – и драгоценные камни радужно сверкнули, а шорох тонких кольчужных колец напомнил ему шум летнего дождичка. – Посмотрите-ка, друзья, – сказал Арагорн, – на драгоценную шкурку нашего Фродо. Если бы средиземские охотники знали, что у хоббитов такая редкостная шкурка, они бы толпами стекались в Хоббитанию...
Хэлдар повел Хранителей дальше. Солнце клонилось к Мглистому хребту, а на востоке сгущались вечерние тени. Тропинка нырнула в ясеневый лес, где сумрак был уже почти ночным; эльфы зажгли неяркие фонари.
– Заметить не заметил, но почувствовал, – сказал Гэндальф. – На секунду стало как будто темней. Наверно, над нами проплыло облачко.
– Да, в самом деле скверно, – задумчиво сказал он. – Ты, пожалуй, все правильно придумал.