И мне наконец надоело. Я сказал ему прямо, что терпеть не могу пустопорожние маниловские фантазии. Что это, как ни обидно звучит, наш типично русский промысел — сидеть на кухне с тремя копейками в кармане и делить воображаемые миллионы.
Субботнюю Луизу в зеленой косметической маске хотелось облизнуть, как блюдце с крыжовенным вареньем.
Сурин получил согласие, и они стали встречаться еженедельно — всякий раз в неожиданных местах, указанных Стефановым. То на дискотеке в ночном клубе «Карабас», где агентурные данные приходилось выкрикивать во весь голос. То в стерильном коридоре Института защиты материнства и младенчества, где посетителям дозволялся только интимный шепот.
Беда была не в том, что Александр Платонович вообще не мог заработать, а в том, что он не мог заработать много. Деньги, добытые репетиторством или сочинением рекламных статей под заказ, тут же уходили на латание бессчетных дыр — привести в чувство захандривший холодильник или позвать на помощь высокомерного сантехника.
Но до этого мы еще успели хорошо посидеть в одном антикварном пабе (я забыл название), где пена с черного «Гиннеса» пролилась на черную дубовую столешницу, всю изрезанную давно умершими и пока живыми выпивохами.
Он проснулся в четвертом часу, покурил на голодный желудок и припал к телефону.