Даже слепой заметил бы: в первый же вечер между этими двумя возникло такое сильное магнитное поле, что никому третьему туда лучше было не соваться.
— Ну вы просто обязаны знать обо мне что-то интимное.
Шимкевич возбуждался переливами своего гнева, как драматический актер.
Я никогда особо не вникал в разницу между «истиной» и «правдой», как любят делать некоторые философы еще с античности. Помните такого грозного римского дяденьку в сандалиях, как он стоит на древнем солнцепеке и вопрошает у кого-то, чуть ли не у своей тени: «Что есть истина?» Так до сих пор и стоит, весь потный, и вопрошает. Очень запальчивый спорщик. Но, в сущности, почти все споры между людьми — о терминах, о словах, и только. А слова меньше всего заботятся об истине, только о себе… И получается, что «истина» (в кавычках или без) совершенно беззащитна перед словом. Она иногда хочет довериться ему — а слово соврет и недорого спросит.
— И кого назвал? — Шимкевич достал зубочистку, имитируя спокойствие.
— Диктуйте, я записываю, — сказал Стефанов.