Глаза Найнив расширились, и у нее осталась еще секунда, чтобы вскрикнуть, а потом она упала с громким стуком, глухо ударившись о кровать. Эгвейн поморщилась; матрасы были тонкими, а дерево под ними — жестким. Лицо Найнив оставалось застывшим, когда она чуть-чуть, совсем чуть-чуть, переменила позу, в которой сидела.
— Нет, я здесь не могу оставаться, — высказал Мэт стропилам наболевшее, — вместе с болтуном-огир и набитым дураком, который нос задрал выше крыши! Ты идешь, Перрин?
Верин продолжала разглядывать айильца, поджав губы. Уриен посмотрел на небо, словно пытаясь его запомнить.
Хмурясь под маской, он изучал своих сотоварищей. Тут-то, по крайней мере, слабых мест в избытке. Нервозность предавала их, даже тех, у кого доставало ума следить за языком. Натянутость в том, как тот держит себя, судорожность в движениях у той, что приподнимает при ходьбе юбки.
— Я вообще не видел чужестранцев, — сказал Калдеввин, чопорно опускаясь на сиденье. — За исключением вас и вашей леди, милорд. В этих краях бывали не многие благородные. — Его взгляд дернулся, как удар хлыста, к Лойалу, и на миг офицер нахмурился; Хурина как слугу он игнорировал напрочь.
— Я не знаю. Ранд был... — Перрину захотелось чем-нибудь кинуть в Мэта, ударить его, сделать что-то, лишь бы остановить его болтовню, но на Мэта смотрели и Ингтар, и Уно. Когда Мэт замялся, на Перрина нахлынуло облегчение, а тот потом развел руками и пробормотал: — Я не знаю почему. Я просто подумал, что так случилось.