Серия щелчков, извергнутых дельфиньим дыхалом. Презрительное фырканье.
— В том, пожалуй, и беда, — отозвалась Бейтс.
Я пожал плечами. Не было смысла раздувать проблему.
С отцом я попрощаться не смог. Не знаю даже, где он был в это время.
Временами они говорят со мной, зачитывают системные показатели, сообщают о любой весточке из дома. Но в основном оставляют меня наедине с раздумьями и машиной, тикающей на месте моего левого полушария. Так что я разговариваю сам с собой; живое полушарие пересказывает синтетическому анекдоты и мнения: краткие, яркие мгновения осознания — и долгие годы мертвенного забытья между ними. Может, эта затея с самого начала была бессмысленной, может, слушателей не будет…
В своем ремесле я был мастер. Такой, сука, мастер, что занимался им даже в личной жизни.