— Вы взаимодействуете, — пояснил я. — Все компоненты системы влияют друг на друга. Обрабатывать Сарасти, не учитывая тебя, — значит рассчитывать ускорение, забывая о массе.
— Учитывая, что он освоил наш язык исключительно путем пассивного подслушивания, "Роршах" на удивление велеречив. По моим наблюдениям вообще выходит, что они обрабатывают речевые сигналы гораздо эффективнее, чем мы.
Я сдался. Пару секунд спустя Каннингем осознал, что я молчу. Его сознание покинуло механические придатки и выглянуло из плотских глаз, словно в поисках загадочным образом смолкшего комара.
…и теперь она, более устойчивая к влиянию "Роршаха" по какому-то признаку, которого я так и не понял, сгибалась в позе эмбриона, стиснув перчатками шлем, и я мог только молить замшелых божков, чтобы лингвист установила капкан прежде, чем магнитное поле скрутит ее. А болтуны настигали, и Бейтс орала: "Саша-твою-мать-с дороги!", тормозя слишком рано, слишком сильно, бормочущая орда быстриной хватала нас за пятки, майор надсаживалась: "Саша!!", пока та, наконец, не сдвинулась, приходя в себя, не оттолкнулась от ближайшей стены, скрываясь в пробитом нами отверстии. Бейтс рванула воображаемый рычаг, наши воинственные скакуны развернулись, опроставшись искрами и пулями, и метнулись за ней.
— Ты здесь все так же счастлива? — спросил отец.