Под ребра «Тезею» врезалась желейная туша. Лиз качнулся, точно маятник. Шпиндель в другом конце вертушки вскрикнул, словно обжегшись; я едва не ошпарился взаправду — вскрывал на кубрике грушу с горячим кофе.
И теперь ты в плену, и хотя ловушку расставили упыри, на курок нажимали обыкновенные нормаль-человеки, предатели. Теперь ты уже шестой час висишь налепленной на стену безымянной и неведомой подземной тюрьмы, глядя, как те же люди забавляются с твоим парнем и со-заговорщиком. Забавляются по-особенному. В ход идут кусачки, раскаленная проволока и части тела, которые в норме не должны отделяться от туловища. Сейчас ты уже мечтаешь о том, чтобы твой любовник сдох, как те двое в камере, чьи ошметки разбросаны по полу. Но они не позволят ему умереть. Ведь им так весело.
Типовая нейродурь на меня почти не действует: препараты оптимизированы для людей, у которых в черепе больше серого вещества. Я для виду потискал подушку и едва ощутил приход.
Треугольники проитерировались до самоуничтожения. Теперь дисплей наполняли переплетающиеся асимметричные пентаграммы — паутина из рыбьей чешуи.
— Вообще-то я улетаю, — отозвался я. — Завтра старт.
— Его больше нет, — мягко проговорила Бейтс. — Тут больше никого нет. Видишь?