Валентин кашлянул, и на его лице возникло то брезгливое выражение, с которым он разглядывал акварели безвестного загратийского художника.
— Ваше величество, вы просили напомнить насчет Роллинга.
— Тебе неприятно говорить обо мне? — прохладно поинтересовалась девушка.
— Пользуйтесь на здоровье, — великодушно позволил Бабарский. — Кстати, Мерса, а почему мы с вами до сих пор на «вы»? Можешь называть меня ИХ.
Он видит, что в толпе полно уголовников и отребья из Отлитого Хусса. Но в первых рядах шли женщины. Сотни домохозяек, стучащих кастрюлями и сковородками. Сотни жен и матерей, уставших от лишений последних месяцев.
— Неважно, — отрезал Пачик, добавив к ответу грязное ругательство. — Важно то, что я ошибся. Я был не прав, и я это признаю.