Всё вокруг буквально замерло. Боль в шраме была пронизывающей, но Гарри изо всех сил сопротивлялся притяжению мыслей Вольдеморта. Никогда ещё не было так важно остаться в своём собственном уме.
— Я уважаю… — начала Гарри, но Билл покачал головой.
— Вы очень умны, сэр, очень умны! Лично я бы голову сломал на этих кнопочках и ручках, — сказал Дедал. Ему, очевидно, казалось, что он польстил Вернону Дурсли, который явно все больше разочаровывался в предложенном ему плане с каждым новым словом Дедала.
Гарри думал о Годриковой лощине, о могилах, о которых Дамблдор никогда не рассказывал; думал о странных предметах, без всякого объяснения оставленных Дамблдором в завещании; думал, и его негодование разрасталось в темноте. Почему Дамблдор не сказал ему? Почему он ничего не объяснил? И вообще, заботился ли Дамблдор о Гарри? Или Гарри был не более чем орудием, которое следовало отполировать и наточить, но которому нельзя было довериться и поделиться сокровенным?
Миссис Уизли вернулась с бутылкой бренди, которую она отдала Хагриду. Он откупорил её, запрокинул и выпил в один присест.
— Хорошо сказано, — ответил молоточек в виде орла, и дверь распахнулась.