— Потому что, — ответил Гарри, прежде чем Гермиона успела открыть рот, — иногда человек должен думать о чём-то, кроме собственной безопасности! Иногда нужно думать о высшем благе! Это война!
В какой-то степени именно её нервозность помогла Гарри прийти в себя.
Он уже начал паниковать. Проходя одну за другой сверкающие двери с табличками, на которых стояло имя владельца и того, что там располагалось, он почувствовал, как вся мощь, сложность и непроходимость Министерства наваливаются на него, и весь их план, который они с Роном и Гермионой так тщательно продумывали в течение четырёх недель, показался ему до смешного детским и наивным. Все свои силы они положили на то, чтобы пробраться внутрь неузнанными: и даже малейшеё возможности не предусмотрели, что им придётся разделиться. А теперь Гермиона застряла в судебных разбирательствах, которые, несомненно, займут несколько часов, а Рону приходится ломать голову над заклинаниями, которые, Гарри был уверен, выше его понимания, а свобода женщины, возможно, зависит от результата его стараний, а он, Гарри, бредёт бесцельно по самому верхнему уровню, хотя прекрасно знает, что объект его преследования только что уехал на лифте вниз.
Гарри сунул руку в карман и вытащил глаз Грюма. Гермиона с ужасом отпрянула.
— Не важно, — сказал Рон, — тогда бы нам пришлось искать на один меньше!
— Да, — сказал Гарри, — это хороший вопрос. Пошли!