Николай Аристархович повалился, задыхаясь и не чувствуя живота, а только раздирающую муку. Удар Льнова будто насквозь пробил ему желудок.
Цыбашев все больше склонялся к мысли о поступлении в духовную семинарию. Для начала он корректно поговорил о своих будущих планах с директором лицея. Тот позволил себе что-то вроде напутствия и благословения. Через месяц, когда Цыбашеву нашли замену, он, никем не порицаемый, получил расчет и хвалебную характеристику.
— Насчет деда не знаю. А со мной вот что произошло. Сначала охорон хорошо ощущался, потому что непривычный был, кисельный, замедленный. А когда я с ним освоился, то замечать перестал. В атаку шли, мне вдруг подумалось: быть такого не может, чтобы пули не брали, убьют меня сейчас. В тот же момент меня и ранило. Так что, Вася, запомни, если в бою дрогнет характер, считай — все, конец тебе.
Он будто рассказывал с выражением сказку.
Больше восьми лет Григорий прожил один. Он стал свидетелем внезапного возрождения православия. Его это несказанно радовало. Он было принялся за религиозную публицистику, к нему стали захаживать университетские люди.
Реки, собственно, уже не было, одно высохшее русло и поросший мутировавшей осокой скат. Он спрыгнул вниз и побежал вдоль берега к дороге. За рекой виднелись огни городской окраины. Льнов находился где-то в полукилометре от недостроенного комбината.