— Развяжите его! — оглушительно верещит Любченев, ловя фигуру священника в развилке своей рогатки. Нечаев в нерешительности помахивает кистенем.
— Расхождения в номинальной и допустимой норме, а в графе фактической нормы данные просто отсутствуют. Смотрим пункт пятнадцать: габаритные размеры указаны, пункт шестнадцать: «Мощность холостого хода в киловаттах, не более двадцати двух…» — это не то… Вот: «Производительность при цикле термообработки в пять часов…»
Это «ебаный в рот» батя очень вовремя подкинул. Мне ведь тяжеловато приходилось. В школе я много чего выучил и говорил когда хотел, а дома — разрешенное. Каждую минуту себя контролировал, чтобы лишнего не сболтнуть — как разведчик. Такая двойная жизнь очень выматывала.
Их вчера еще деревянная безжизненность вдруг сделалась агрессивной, когда в дверях появились Льнов и Нечаев. Толпа двинулась ко входу, медленно переваливаясь, словно шли бревна, а не люди…
— Не бойся его, — улыбнулся черный священник, показывая на крест, — он символ вечной жизни.
Цыбашев поднял обломок. Скол пошел вдоль книги, словно открыл немыслимую диагональную страницу романа, в которой верхние строчки начальных страниц постепенно переходили в нижние строчки последних. И все это можно было прочесть. Сам же скол сверкал как лезвие ножа.