— Дедушка, а почему звери Тригория не съели, когда он еще говорил?
Льнов выбрался на берег, установил ружье в нескольких метрах от мостря, приспособив вместо сошек древесную развилку.
Льнов чувствует только выдох собственных слов, их артикуляционную тень, но не звук голоса: «Чтобы узнать о Пастернаке…»
Как на последнего мостря охотились, дедушка рассказал. Он тогда чуть постарше теперешнего Василька был. Отец и дед его с собой на охоту взяли, чтоб мужать начинал, ума и сноровки набирался. Всей деревней ходили, топоры взяли, багры, ружья. Еще до озера не дошли, а тухлость в ноздри полезла. В засаде укрылись, а приманку — шкуры вместе сшитые, набитые рыбьей требухой, на прочной веревке закинули, поплескали возле берега, чтобы мострь услышал.
— Подъезжаю, не узнаю, внутрь захожу — вместо Данилыча жлоб какой-то. С покупателями говорить не умеет, хамит. И на мента похож.
Льнов увидел направленный на него ствол ружья и бросился на землю. Облако дроби пронеслось над ним. Льнов выстрелил. Заряд отбросил тело противника, в воздухе расчленяя на бесформенное мясо.