Льнов дал последнюю длинную очередь, бросил на пол умолкнувший пистолет-пулемет и, подхватив освободившейся рукой священника, побежал с ним к подвалу. Сзади раздался жуткий вой вступающих в схватку трезвенников.
Льнов направил луч на дверь, дрожащую от внешних ударов как мембрана.
Доктор постучал скальпелем по кафелю стола.
— А может, все получилось, просто мы не заметили? — продолжал Антип, высекая стеклом пятиконечные звезды.
— «Пшеничную», два «Жигулевских», любую минералку и пластиковые стаканчики, пожалуйста…
— Нет, это публицистика. Презанятнейший кусочек был, изящно он так по Андрею Белому прошелся, с енохианским языком. Сейчас, я вам найду, секундочку… — Льнов возился, отчаянно шурша страницами, — то место, где Мережковский сравнивает Белого с тем ангелом, который настолько опасался магической силы этого сакрального языка, что не произносил, а писал слова задом наперед, чтобы, не дай бог, не вызвать темные силы… — Льнов доверчиво улыбнулся, отрываясь от поиска: — А ведь это я с вами по телефону говорил, верно?