По лестнице они поднялись на чердак. Любченев открыл шкаф. Стеклянным костюмом назывался матерчатый комбинезон, сшитый, казалось, из одних карманов. В них находились плоские емкости, формой искусно повторяющие контуры тела. Растянутые в длину, они могли вместить каждая не меньше пол-литра жидкости. Надетый на человека костюм утолщал его на палец и, скрытый другой одеждой, вполне мог сойти за жирок.
У приглашенного хироманта после успешного выступления многие приобрели за скромные деньги им же составленную брошюрку о его древнейшей науке.
— Потому что я хотела тебя напугать, — Ярцева с ненавистью глянула на полуприкрытые цыплячьи веки Еникеевой. — Надевай халат и ступай за мной.
Больше двух лет не виделись. Я-то в десантуре службу мотал, ну, понятно, озлобился там, по семейному теплу соскучился, а батя, сука, к моему приезду решил хуйней с говном отделаться, вроде «можешь водку покупать» — ни на какую жопу не натянешь! Я ведь избалованный воспитанием был, привык нормальные подарки получать. Так и сказал ему: «Ты, еб твою, подарок нормальный давай! У тебя сын из армии вернулся!»
— Держи священника! А я за Лехой! — Льнов вытащил пистолет и побежал по узкой лестнице наверх, где, судя по ругани, еще живой, дрался Нечаев.
— Ну, лежит такой, с закрытыми глазами и не шевелится.