Приехала «скорая». Доктор и два санитара с охотничьей прытью фокстерьеров кинулись в тамбур. Вскоре показались носилки с накрытым простыней телом.
— Ты не понял, Льнов, — Цыбашев с трудом разлепил пересохшие губы. — Я говорил, что Он порождение другой Шамбалы. Внутренней…
Это что, в рай просто так и не попадешь… Ранние попы говорили, что рай окружен огненной рекой, плавают по ней ангелы на кораблях и всех грешников, что брода ищут, в реке топят. А потом говорили, что рай над облаками.
Как и предполагалось, свет не работал. Льнов включил прицел на пистолете, и тонкий красный луч пронзил черное пространство. Потом в руке его зажегся фонарик.
Возможно, еще вечером можно было прорвать окружение. Но, ослабленный сотрясениями, Льнов все равно был не в силах пробиться через этот заслон. К утру он почувствовал себя лучше, чего нельзя было сказать о священнике.
Напугав как следует, Витя спускал штаны и садился срать в наметенную кучу мусора, приговаривая с куриными интонациями: «Свят, свят, свят». И одевался, не подтираясь: «Сами себя от нечистоты отделяем, заново из божьей говноглины лепимся, очищаемся от денных грехов. Так и Господь нас в час Страшного суда от греха испражнять придет». Это Витя называл «молитва на кишку».