— Не хотим мы, как у дяди Мойши, — хором запричитали мы.
— Предательница, не смей! — завопила Манька, но было уже поздно, мама сама прибежала на шум.
Евгений Петрович нерешительно сел на полотенце и повернулся к девочкам.
— А нечего было человеку грубить! — пошла в наступление я.
— У меня с собой двадцать копеек и дома еще сорок, — прикинула сестра, — и у Нарки рубль десять, она их прячет за Сервантесом в шкафу.
Пoтом мы по второму кругу ели печенье. Потом мы ели мороженое. Потом мы пили кофе с молоком и чувствовали себя взрослыми, потом Ба пригладила рукой выбившуюся у меня прядь волос. «Горе луковое», — сказала, и ладонь у нее была большая и теплая, а Маня поцеловала меня в щечку, и губы у нее были липкие, а кончик носа совсем холодный.