Он откинулся на спинку мягчайшего дивана, закурил новую папиросу и с затаенной усмешкой наблюдал за своим ученым визави. Не походило на то, чтобы тот подыскал рационалистические возражения. Наоборот, видно было, что Бахметов немного испуган.
— Мне представляется, господин бригадир, в словах инспектора есть резон…
Следовало ради пущей надежности изменить внешность насколько возможно. Перекрашивать волосы или наклеивать бороду, разумеется, не стоило — это чересчур отдавало бы авантюрным романом, дешевым выпуском в три копейки. Были другие способы, не столь экстравагантные, но надежные…
Очаровательно, подумал он. Прогрессивная, изволите ли видеть, Европа, цивилизованный, понимаете ли, Новый Свет… Наши купцы, промышленники и прочие дельцы тоже, откровенно говоря, не подарок, но нелепо представить, чтобы в России на конкурентов насылали бандитов…
— Значит, это… — завороженно прошептал Ксавье.
Вот именно! Паспорт на имя Руссиянова следует уничтожить нынче же, не откладывая. Зайти в ближайший кабачок, посетить ватерклозет, странички изорвать и смыть в клозетную чашку, обложку выкинуть в ближайшую урну. И зловредный убивец Руссиянов перестанет существовать. Останется господин Фихте. Гартунгу это имя неизвестно, как и всем прочим… кроме Бахметова, обретающегося здесь же… но о Бахметове Гартунг не осведомлен, следовательно, в ближайшее время на него не выйдет. В случае задержания господин Фихте будет с неподдельным возмущением отрицать всякую свою связь с кровавым убийцей Руссияновым и требовать защиты у российского консульства… интересно, как из этой коллизии выпутается Гартунг? Паспорт самый настоящий, мало того, едва в Санкт-Петербурге станет известно об аресте некоего Фихте, моментально подключатся силы, которым Гартунг не посмеет сказать и слова поперек. Паспорт, правда, не отмечен ни в консульстве, ни в префектуре, но Гартунг сам говорил, что на такие вещи здесь не обращают внимания… Одним словом, самое время вспомнить старую притчу о двух лягушках, попавших в крынку с молоком, об участи той, что отказалась от борьбы, и той, что боролась до последнего. Побарахтаемся еще, черт возьми!