— Кто на вас напал? — настойчиво повторил Бестужев.
Он действительно так считал, конечно, с точки зрения особенного цинизма, следовало бы устранить Густава как неприятного свидетеля — но если бы Гравашоль всегда так поступал, то его путь был бы отмечен вовсе уж невообразимым количеством покойников. Это уголовные порой тщательно заботятся о заметании следов, в том числе и посредством ножа или пули, а Гравашолю, в общем, нечего терять — будучи изловлен, он ответит перед судом за столь многочисленные прегрешения перед законом, что отсутствие или, наоборот, наличие одного лишнего трупа на его участь нисколечко не повлияет…
— К дальней стенке, вы оба! — он тоже не следил сейчас за изысканностью речи. — Учтите, если мне придется кого-то из вас пристукнуть, я по ночам кричать не стану…
— Нынче же вечером уехать в Париж? — понятливо подхватил Бестужев.
Циркач хмуро молчал. Судя по его лицу, подобных чувств за Мадлен он не предвидел изначально…
— Не думаю, господин майор. Инспектор молод, не набрался опыта, склонен фантазировать и чересчур увлекаться психологией. А я этих господ переловил немало без всякой фантазии… Какой бы хитрой лисой Гравашоль ни был, но и у него случаются самые нелепые промахи, он не Господь Бог, в конце-то концов. Вздор. Завтра утречком мы туда нагрянем с визитом…